На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

«Немного за белых, чуть-чуть за красных» — о невольных перебежчиках в Гражданской войне.

Известно, что «актив» белых, красных, националистов, «третьей силы» в период Гражданской войны составлял небольшой процент от общего населения. Потому-то и рухнули попытки создать «народные армии» на добровольной основе. И большевики, и белогвардейцы, да даже и махновцы (хоть и называли это по-другому) пришли в итоге к необходимости мобилизаций.

Однако, большая часть населения воевать не хотела. Массы народа следовали за тем, кому сопутствовал успех. За тем, кто мог больше предложить местным. Или за тем, кто просто эффективнее конструировал вооруженные силы, не давая дезертирам «свалить из-под сапогов тирана».

Мобилизованные Колчаком, 1919 год.

Мобилизованные Колчаком, 1919 год.

О колебаниях многих офицеров и казаков писали в советское время художественные произведения («Хождение по мукам», «Тихий Дон» и т.п.). И такое было. Но все-таки, казаки и офицеры составляли небольшой процент населения. Солдат же все набирали из крестьян. И вот эти солдаты зачастую успели поменять сторону конфликта по несколько раз за войну.

Интересно, что первые этапы Гражданской войны характеризовались крайним ожесточением сторон, пленных, как правило, никто не брал. Но уже в 1918 году ситуация изменилась: пленных брали тысячами, даже десятками тысяч и... снова ставили в строй, но уже в строй другой армии. Понятно, что надежность таких людей была сомнительной, но ведь одними добровольцами сыт не будешь, верно?

Белые под конец брали к себе красных курсантов и анархистов-махновцев, красные — не брезговали пленными казаками и офицерами белых армий. И, естественно, все хватали крестьян. А как крестьянин может внезапно «проникнуться» идеями марксизма-ленинизма или, тем более, «белым мировоззрением»? Нет, были, конечно, и такие. Не особо привязанные к родной земле или же вырванные оттуда вихрем военно-революционных лет. Но многие мобилизованные страдали от жестокой военной жизни, хотели одного — мира.

А это уже красноармейцы.

А это уже красноармейцы.

«Настроение огромного большинства из них весьма далеко от того, что пишется в газетах. Народ просто устал от войны, и ему глубоко безразлично, кто его заставляет драться. Многие не боятся говорить совершенно откровенно: «Мобилизуете вы — будем драться у вас против большевиков, попадем в плен обратно к ним, мобилизуют они — будем у них...» Что-то живое, тупое, страшное, но большинство рассуждает именно так...» (с) А.А. Валентинов. Крымская эпопея.

Несчастные, обобранные люди (практика грабежа пленных была обыденной), которые были вынуждены рисковать головой из-за амбиций немногочисленных, но куда как лучше организованных меньшинств.

Впрочем, многие приспосабливались: неплохо устраивались в тылу, или требовали справки о мобилизации, или сами при первой возможности уходили в леса, переходили на сторону противника. Переходы целыми полками на сторону врага были и у белых, и у красных. Здесь психологический фактор был очень силен.

И этот фактор мог затронуть и образцового «белого офицера», вполне, реальных случаев полно.

И этот фактор мог затронуть и образцового «белого офицера», вполне, реальных случаев полно.

«Такие уже раз побывали в плену, вернулись обратно к красным, опять попали в плен к белым... Такой бывалый пленный смотрит «путешественником», лучше одет, имеет чайник, вообще, видно, приспособился...» (с) Н.Н. Чебышев. Близкая даль.

В общем, для не имевших опыта Первой мировой войны людей это была вполне вменяемая стратегия выживания: сегодня сдаемся одним, завтра другим. Рано или поздно кто-то из них победит, да и все закончится...

При этом, наличие таких людей в рядах армии ослабляло ее, особенно если не проводилась нормальная «фильтрация». Конечно, и белые, и красные всегда старались сразу «отстрелить» наиболее опасных: недоговороспособных идейных добровольцев. Но в среде пленных попадалось много и профессиональных агитаторов, и провокаторов, и шпионов. И полностью избавится от них было невозможно. Интересен и еще одни момент: мобилизованные могли яростно сражаться за освобождение родных сел и городов. А потом они... просто оставались там.

С казаками тоже много было таких историй: освободили родные станицы, да там и остались.

С казаками тоже много было таких историй: освободили родные станицы, да там и остались.

«Эх, брат, и надоело же воевать. С четырнадцатого года. И против Корнилова ходил. Краснов мобилизовал. Потом удрал и теперь вот опять у Деникина... Красные говорят, чтоб мы сдались, что нам ничего не сделают. А черт их душу знает. Наши-то офицера рассказывают совсем другое...» (с) А. Слободский. Среди эмиграции. Рассказ одного донского казака.

И разве можно обвинить этих людей в двуличии или в малодушии? Война-то шла Гражданская, каждый орал на всю Ивановскую, что «нет безразличных — правда с нами». Как бы то ни было, но образ «перебежчика-выживальщика» для Гражданской войны в Росии крайне характерен. Не всем же быть ударниками «цветных частей» или ярыми революционерами, правда?

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх