При рассмотрении вопроса о внутреннем смысле любого произведения необходимо прежде всего понять — есть ли он там вообще. Если данное произведение не забыто через поколение и тем более если оно относится к признанной классике, то какой-то важный смысл в нём заведомо содержится. Вот только обычный читатель как правило не знает историко-культурного контекста классических текстов, например пьес Шекспира, поэтому теряет не только какие-то скрытые, но и самые очевидные смыслы, заложенные в них автором и заведомо понятные современникам.
Разумеется, речь идёт только об образованных современниках. Все пьесы, которые ставились в театрах, а не на улицах, были рассчитаны на их восприятие грамотными людьми. Интеллигенцией. В английском языке аналогом этого термина является слово literacy, что можно перевести как «культурный». Так называли совокупность всех социальных групп, профессионально работавших с текстами: от священников и юристов до писателей с поэтами. Что же у них было общего между собой?
Образованность в ту эпоху предполагала знание латыни и чтение классических древнеримских текстов. Желательно ещё и древнегреческих, на языке оригинала, но это уже было уделом избранных. А также хотя бы общее представление о ключевых исторических и мифических персонажах, вроде Юлия Цезаря и Геракла. Кроме того, каждый христианин тогда знал имена всех апостолов и многих святых. Поэтому если в пьесе появляется некий Кассий, то первой ассоциацией у зрителя будет Гай Кассий Лонгин — римский сотник (центурион), командовавший распятием и после уверовавший в Христа. Наконечник его копья (он хранился в разных храмах в количестве трёх штук) почитался как одна из главных святынь христианского мира.
Представим, что в наше время главную героиню некоей пьесы зовут, к примеру, «Сколопендра» или «Зараза». Разумеется, у зрителя заведомо будет некоторое предубеждение против неё, не так ли? Но если ту же пьесу будет смотреть иностранец, для которого имя героини не отличается от какой-нибудь «Аспазии», то он, конечно же, поймёт пьесу совершенно иначе. И замысел её автора, очевидный для нас, останется для такого зрителя загадкой.
А ведь с известнейшей пьесой Шекспира «Отелло» дело обстоит именно так. Главную героиню, которую воспринимают как несчастную жертву коварства и ревности, зовут Дездемона. Между тем существовал вполне конкретный древнегреческий термин «дездемония», известный также древним римлянам. А означает он суеверие. Не суеверного человека, а именно само суеверие как явление. Грамотные люди шекспировской эпохи значение данного слова знали, потому что его использовал Плутарх, автор суперпопулярного бестселлера «Сравнительные жизнеописания».
Говорящими являются также имена остальных главных персонажей, хоть и не настолько прямолинейно. Яго — испанизированная форма имени Иаков. Название города «Сантьяго» переводится как «Святой Иаков». Про Кассия уже было сказано, Родриго — тоже святой, и тоже связан с Испанией. Но святой не древний, а относительно свежий, погибший как мученик за веру 13 марта 857 года. Разумеется, персонажи пьесы лишь носят имена этих святых, но прямая отсылка не просто к христианству, но к испанской церковной традиции, весьма заметна.
С самим Отелло всё просто. Так называлась крепость на Кипре. В честь неё прозывали и феодалов, владевших этой крепостью — как в русских летописях какого-нибудь князя именовали Владимир Галицкий, потому что он княжил в Галиче. Почему Отелло мавр, ведь мавры — это жители Мавритании, то есть берберы, а не киприоты? Да потому, что Шекспир пересказывает жизнь вполне конкретного человека, владевшего этим кипрским замком, чья жена умерла при загадочных обстоятельствах — Маурицио Отелло. Был он не африканцем, а итальянцем. Имя «Маурицио» транскрибировалось как «Маврикий», отсюда и шекспировский мавр.
Итак, если жена мавра является олицетворением суеверия, а Яго, Кассий и Родриго — христианские деятели, то кто тогда сам Отелло? Он носит имя крепости, твердыни. Возможно, имелась в виду человеческая личность, самость, эго. «Твердыня духа» — выражение, известное с древности. В таком случае вполне очевидный для грамотных современников Шекспира смысл пьесы заключается в упорной борьбе церкви против суеверий. Борьбе, которую гордый человеческий разум не понимает и считает чуть ли не подлостью, потому что закоснел в слепой любви к этим самым суевериям.
Может несколько удивить, что христианская церковь у Шекспира борется с суевериями, а не потакает им. Однако так оно и было в реальности. Христианство настойчиво и последовательно стремилось искоренять все языческие верования, включая самые мелкие, вроде народных примет. Ещё упорнее приходилось бороться с суевериями, которые постоянно возникали среди формально христианской паствы. В противном случае христианство апостольское быстро и бесповоротно мутировало в христианство «народное», то есть чистое язычество. В качестве примера можно привести хотя бы культ «Ильи-громовержца» у русских крестьян. Завершением подобной эволюции становился культ Вуду или несколько менее известная кубинская Сантерия, в которых демоны носят имена христианских святых.
Осталось понять, зачем вообще понадобилось маскировать эту притчу под трагическую историю о ревнивом муже? Имена героев пьесы не зря связаны с испанскими святыми. Вместо Родриго один из героев мог носить имя Торквемады. Но так поступить было нельзя, ибо в то время британцы крайне негативно относились к католичеству, Испании и в особенности — к испанской инквизиции. О том, что на самом деле она занималась полезным и правильным делом, уничтожая «красивые народные обычаи», бывшие проявлением жутких языческих культов, сказать английским зрителям открыто для автора было бы самоубийством. Но образованные люди отлично всё понимали.
Свежие комментарии