Женщина, посвятившая себя мужу и детям, занимающаяся бытом и воспитанием. Её мысли просты и понятны: желание быть любимой, замеченной мужем. Она украдкой вздыхает о том, какой могла бы быть ее жизнь, но уверенно продолжает дышать интересами Льва Николаевича.
И вот, после всех этих печалей и будней я открываю дневники сатрапа и тирана, того самого, заклейменного многими в комментариях, выбираю 1906 год. Год, в котором писателю предстоит проститься с дорогим его сердцу человеком. Лев Николаевич начинает его размышлением, что такое смерть.
Страх смерти есть преимущественно страх перед необходимостью покинуть привычное существование, — как страх переезда в иные условия жизни. У детей меньше эта привычка, от этого дети меньше боятся смерти, чем взрослые и старики, и легко умирают.
Лев Николаевич
Вот эта фраза мне особенно понравилась:
Смерть есть разрушение тех органов восприятия (пяти чувств ) впечатлений, которые производят представление времени.
И это не единственное рассуждение в этом ключе. Лев Николаевич мыслит сложными категориями, и от того, читать его - одно удовольствие. Не знаю как вы, а я вижу в этих дневниковых записях человека, опережавшего свое время, мыслящего и размышляющего, склонного к анализу и рефлексии.
Надо остерегаться привыкать к этой жизни, как привыкать к экипажу, в котором едешь до места.
В конце лета у Льва Николаевича заболела жена, рассуждения о смерти перестали быть пространными, и переместились в более прозаичную плоскость:
Болезнь Софьи Андреевны
Болезнь Сони все хуже. Нынче почувствовал особенную жалость. Но она трогательно разумна, правдива и добра. ( 1 сентября 1906 года )
Софье Андреевне требовалась срочная операция по удалению гнойной кисты.
Оперировать должен был один из основоположников гинекологии в России, Владимир Фёдорович Снегирёв.
Автор первого в России фундаментального руководства по гинекологии "Маточные кровотечения" (1884), получившего мировое признание. Врачи называют этот труд "энциклопедией гинекологии". Также разработал ряд оперативных вмешательств и выделил гинекологию в самостоятельную медицину.
Второго сентября появляется запись следующего содержания:
Нынче сделали операцию. Говорят, что удачно. А очень тяжело. Утром она была очень духовно хороша. Как умиротворяет смерть! Думал: Разве не очевидно, что она раскрывается и для меня и для себя, когда же умирает, то совершенно раскрывается для себя. — «Ах, так вот что!» — Мы же, остающиеся, не можем еще видеть того, что раскрылось для умирающего. Для нас раскроется после, в свое время.
Подумаем над этим. Жене сделали удачную операцию. Но вместо радости, Толстой кажется сожалеет. Утром, до операции жена нравилась ему больше. Его умиротворяет смерть (но жена жива!) и он упивается этим ощущением. Вспомните, как он поехал на бойню, чтобы ощутить смерть и боль животных, перед переходом в вегетарианство.
По воспоминаниям Снегирёва, накануне операции, он услышал от Льва Николаевича такую фразу:
Я против вмешательства, которое, по моему мнению, нарушает величие и торжественность великого акта смерти.
У Софьи Андреевны тем временем начинается абсцесс, вмешательство необходимо. Ей постоянно впрыскивают морфий, и она зовёт священника, Лев Николаевич пишет:
Соня пожелала священника, и я не только согласился, но охотно содействовал. Есть люди, которым недоступно отвлеченное, чисто духовное отношение к Началу жизни. Им нужна форма грубая. Но за этой формой то же духовное. И хорошо, что оно есть, хотя и в грубой форме.
Снимаются покровы. Когда все сняты, кончается жизнь.
Решение об операции, со слов Снегирёва, Лев Николаевич принимать не хотел:
Я устраняюсь... Вот соберутся дети, приедет старший сын, Сергей Львович... И они решат, как поступить... Но, кроме того, надо, конечно, спросить Софью Андреевну".
Сергей Львович Толстой
Пока Снегирёв "колдовал" над его женой, Толстой остался в одиночестве и молился, попросив лишь, чтобы позвонили дважды в колокол. Если Софья окажется жива. А после оперативного вмешательства Толстому показали опухоль, размером с детскую голову. Он возмутился:
Человеку умереть спокойно не дадут! Лежит женщина с разрезанным животом, привязана к кровати, без подушки... стонет больше, чем до операции. Это пытка какая-то!
Снегирёв подарил Софье Андреевне еще тринадцать лет жизни. Но со Львом Николаевичем прощание получилось сухим и безрадостным, вот что вспоминает в своих мемуарах Владимир Фёдорович:
Он (Толстой) был мало разговорчив, - сидел все время нахмурившись и, когда я стал с ним прощаться, даже не привстал, а, полуповернувшись, протянул мне руку, едва пробормотав какую-то любезность. Вся эта беседа и обращение его произвели на меня грустное впечатление. Казалось, он был чем-то недоволен, но ни в своих поступках и поведении или моих ассистентов, ни в состоянии больной причины этого недовольства я отыскать не мог...".
Как вы думаете, в чём причина такого недовольства Льва Николаевича?
Его можно назвать тираном, который хотел похоронить жену, чтобы увидеть торжество смерти. Или наоборот, огромная опухоль напомнила ему о гнетущей власти телесного страдания над духовным переживанием? Я не случайно в начале статьи привела выдержки из его дневника. Лев Николаевич начал 1906 год с размышлений о конечности жизни, и в сентябре получил душевное потрясение связанное со здоровьем жены.
Да, хирург вырезал опухоль. Но, что будет потом? Софья Андреевна будет винить себя в том, что выжила, отняв жизнь у Маши.
Маша
Всего дочерей у четы Толстых было три: Татьяна, Мария и Александра. Появлению Марии на свет сопутствовали очень тяжёлые роды, и родильная горячка. Поэтому Софья Андреевна всегда воспринимала дочь как "худую и болезненную". Зато, по воспоминаниям других детей, именно Маша разделяла высокие идеалы Льва Николаевича, была его любимицей и утешением.
Мария Львовна в 1906 году
Через два месяца после болезни матери умирает Маша, любимая дочь Льва Николаевича. Смерть скоропостижна и беспощадна. Тридцатипятилетняя женщина подхватила воспаление лёгких и через несколько дней отошла в мир иной.
Вот, как описывает её брат Илья душевное состояние дома:
Когда я приехал в Ясную, на другой день после ее смерти, я почувствовал какое-то повышенное молитвенно-умиленное настроение всей семьи, и тут, может быть, в первый раз, я сознал все величие и красоту смерти. Я ясно почувствовал, что своей смертью Маша не только не ушла от нас, а, напротив, навсегда приблизилась и спаялась со всеми нами так, как это никогда не могло бы быть при ее жизни.
Вот дневниковые записи о ней Льва Николаевича:
26 ноября 1906 г.: «Сейчас, час ночи, cкончалась Маша. Странное дело. Я не испытывал ни ужаса, ни страха, ни сознания совершающегося чего-то исключительного, ни даже жалости, горя. Да, это событие в области телесной и потому безразличное. Смотрел я все время на нее, как она умирала: удивительно спокойно. Для меня - она была раскрывающимся перед моим раскрыванием существо. Я следил за его раскрыванием, и оно радостно было мне.. ».
Возможно, это событие было для Льва Николаевича продолжением болезни жены, живой из-за вмешательства врачей.
1 декабря. Снова и снова думаю о Маше, но с добрыми слезами умиления — не о том думаю, что она потеряна для меня; думаю просто о праздничных мгновениях, прожитых с нею, — благодаря любви к ней.
Маша с мужем, Николаем Оболенским.
Через четыре года Сергей Львович (старший сын), сидя у постели умирающего от воспаления лёгких Льва Николаевича будет свидетелем его последних слов. Прежде, чем навсегда закрыть глаза, Лев Николаевич, словно увидев кого-то, громко позовет:" Маша...Маша...".
Мне хочется думать, что Лев Николаевич воссоединился с любимой дочерью и обрёл покой.
Софья Андреевна очень тяжело переживала смерть мужа:
«Он ждал от меня, бедный, милый муж мой, того духовного единения, которое было почти невозможно при моей материальной жизни и заботах, от которых уйти было невозможно и некуда. Я не сумела бы разделить его духовную жизнь на словах, а провести ее в жизнь, сломить ее, волоча за собой целую большую семью, было немыслимо, да и непосильно».
Продолжая горевать, Софья Андреевна писала о своей роли в жизни писателя:
…Пусть люди снисходительно отнесутся к той, которой, может быть, непосильно было с юных лет нести на слабых плечах высокое назначение — быть женой гения и великого человека.
Она продолжила заниматься издательской деятельностью и завершила издание сочинений писателя, пережив его на девять лет.
Свежие комментарии