В четверг Руслана Соколовского приговорили к трем с половиной годам лишения свободы условно, признав его виновным в оскорблении чувств верующих, разжигании розни и незаконном обороте специальных технических средств.
Это, конечно, не два года реального срока, доставшиеся девушкам из Pussy Riot, но в общую тенденцию последних лет укладывается прекрасно. Церковь в России активно отвоевывает утраченные в годы советской власти позиции, а государство, кажется, охотно идет ей навстречу, принимая законы об оскорблении чувств верующих и не стесняясь их применять.
Между тем в других христианских странах церковь уже давно стала гораздо менее чувствительной к нападкам и не требует себе особого места в государственной и общественной жизни. Да и число прихожан все время уменьшается - в Великобритании, например, в 2016 году воскресные службы регулярно посещали лишь 765 тысяч человек. В 1930 году к христианским конфессиям причисляли себя более 10 с половиной миллионов человек - почти треть населения страны. В 2010 году таковых было лишь пять с половиной миллионов - примерно 11%.
Насколько изменились в Европе отношения между церковью, прихожанами и государством? Обозреватель Би-би-си Михаил Смотряев беседовал с Питером Петкоффом, преподавателем права в лондонском Университете Брунеля, директором программы "Закон, религия и международные отношения" Центра изучения христианства и культуры в Оксфорде и редактором "Оксфордского журнала о праве и религии".
Питер Петкофф: Социологи, как правило, смотрят на цифры. И тут не приходится отрицать, что число прихожан, регулярно посещающих церковь, падает. Но я не думаю, что нужно рассматривать эти отношения только через призму статистики. Хотя христианство в целом находится на подъеме в южных государствах планеты, особенно по сравнению с Западной Европой, немало интересных теологических концепций и споров по-прежнему генерируется на севере. Да, число прихожан падает, но молодежи в церкви много, ее занимают серьезные вопросы. Так что я бы не поддавался скептицизму исследователей-эмпириков.
Появились также и новые тренды, которые мы пока не можем полноценно интерпретировать: беженцы, заполняющие церкви. Многие из них принимают христианство и остаются в лоне церкви. Почему это происходит - пока говорить рано, но можно утверждать, что ситуация меняется, причем по всем направлениям. Говорить о скором исчезновении религии, о росте секуляризма (что бы это ни означало), о том, что люди в целом становятся агностиками, - это явное преувеличение.
Но можно говорить о меньшей заметности религии в общественном пространстве. Такое восприятие проблемы существовало в период с конца Первой мировой войны и примерно до 70-х годов. Однако с тех пор религиозный дискурс возвращается в общественное сознание и в науку. И я думаю, его роль не уменьшается. После событий 11 сентября 2001 года и мусульмане, и христиане более внимательно начали относиться к собственной религиозной идентичности, и зачастую это в первую очередь относится к культурным, а не обрядовым сторонам религии. Так или иначе, но религия в ближайшее время никуда от нас не уйдет.
Би-би-си: Давайте посмотрим на отношения церкви и государства. В большинстве мусульманских стран это понятия практически неразделимые. Большинство же западных государств официально секулярны, и взаимное невмешательство в дела церкви и государства закреплено в конституциях и законодательстве. Однако, особенно принимая во внимание тысячелетнюю традицию, едва ли можно говорить о полном невмешательстве церкви в процессы государственного управления?
П.П.: Конечно нет. Для начала, мы не знаем, как точно определить понятие "секулярный" - в разных контекстах оно означает разные вещи. Я полагаю, что вы намекаете на разграничение государства и церкви, но такое разграничение не обязательно означает, что государство и общество действительно секулярно. В современном мире "секулярный" означает "свободный от влияний церкви", что и закреплено на уровне конституции, особенно в странах Европы. Но все не так просто.
В большинстве конституций западных стран записано, что церковь не может вмешиваться в дела государства. В действительности же разделение церкви и государства, особенно в Америке, изначально было призвано достичь совершенно другого результата: невмешательства государства в дела церкви. Соответствующий параграф американской конституции попал в нее усилиями евангелических групп, не желавших вмешательства федерального правительства в свою религиозную автономию. И до сих пор американская демократия так и работает, и нельзя отрицать, что религиозные группы имеют огромное влияние на американскую политику.
В Европе же исторически разделение церкви и государства предполагало противостояние клерикализму. Европейские конституции предполагали освобождение общественного пространства от влияния могущественных религиозных институтов, в особенности католической церкви. В то же время многие государства, особенно прошедшие через протестантскую революцию, имеют сильные национальные церкви. Эти церкви, разумеется, поддерживали плотные отношения с государством, например, северные протестанты, англиканская церковь. Они же оказали сильное влияние на те страны, которые в Реформации активно не участвовали.
Отличный пример - Греция: в конституции место греческой православной церкви в политических структурах республики ясно обозначено. Эта модель была принята и в ряде других балканских государств, где преобладали православные традиции, и где церкви получили конституционную защиту, при том, что в этих конституциях есть статья об отделении церкви от государства. Эти церкви воспринимались как фундамент нации, необходимый признак национальной культуры и идентичности - а следовательно, предшествуют возникновению государства и имеют более высокий статус, чем тот, который предоставляет им государство.
Би-би-си: В разное время церковь занимала в общественном сознании разные позиции - от морального компаса до крупного землевладельца и субъекта политики. В наши дни в западном мире политическое влияние церкви несравненно меньше, чем ее морально-этический статус, да и он так сильно не бросается в глаза. И в этом, как мне представляется, отличие, например, от России, где церковь все больше претендует не только на моральное лидерство, но на право называться истиной в последней инстанции. Вто же время, если посмотреть на реакцию либеральных российских СМИ на приговор по делу блогера Соколовского, в них частенько встречается слово "инквизиция"... Как складываются сегодня отношения церкви и прихожан?
П.П.: Это комплексный вопрос. Разные церкви относятся к нему по-разному. Христианские церкви на Западе, да и не только, разными методами подходят к решению вопросов морали. Католическая церковь, например, полагает, что ей принадлежит очень важная роль в формировании архитектуры общества. Другие относятся к установлению моральных норм более спокойно.
Один из способов относиться к роли церкви в обществе - это не считать этот мир и наше место в нем совершенным. В этом контексте церковь - это пилигрим, совершающий паломничество сквозь разные культуры и обстоятельства, но до Второго пришествия совершенства достигнуть не удастся. И вся наша социальная инженерия, законодательство, политические институты - это нечто временное, это этап подготовки на пути к идеальному миру. Среди христиан существует точка зрения, что любая церковь, уделяющая излишнее улучшению политических институтов, пытается предвосхитить Второе пришествие, а это идолопоклонничество.
Существует и другая точка зрения: миссия церкви состоит, в частности, и в том, чтобы улучшить политические институты и граждан с точки зрения морали и подготовить их ко Второму пришествию. Сохранить равновесие здесь непросто.
На Западе церковь двинулась в направлении моральной теологии, сфокусированной на внутреннем мире человека. То есть приобщение к церкви здесь индивидуально и не носит коллективного характера, как в восточном христианстве или исламе.
В тех местах, где религия играла ведущую роль в политической трансформации (особенно если церковь подвергалась гонениям), у нее больше шансов предстать гражданам в виде элемента фундамента государственного и общественного строительства. Скепсис по поводу перспектив подобного строительства с участием церкви в этих странах меньше, чем на Западе, где люди ценят свою личную жизнь, более автономны и менее настроены принимать участие в больших коллективных проектах.
В ряде стран на постсоветском пространстве процесс перехода к свободному обществу сопровождался более благоговейным отношением к религии - особенно в тех странах, где церковь ранее преследовалась. Это произошло в Польше, в некоторых балканских странах и, конечно, в России.
Отличие России от западных стран в том, что здесь церковь воспринимается как элемент духовной и культурной сферы, служащей объединению всех русских. Это особенность русской культуры и, возможно, культур других народов, находящихся в сфере ее влияния.
Такое понимание роли церкви и ее отношений с властью совершенно уникально. Мне, например, не известна ни одна другая страна, где духовность включена в оборонную доктрину государства, где традиционная российская духовность защищается, а иностранная - объявляется угрозой безопасности. Теперь становится понятной общинная природа религии в отдельном культурном контексте.
Нечто похожее происходило в Европе сотню лет назад, но теперь все по-другому. В том, что касается духовного влияния, Европа гораздо более фрагментирована. Но и эта ситуация, возможно, изменится. Религиозный консерватизм в Европе переживает возрождение. Страх того, что ислам или иные силы могут представлять угрозу для европейской культуры, похоже, возродил к жизни общинное представление о христианской Европе, практически полностью отсутствовавшее в последние 50 лет. Теперь это представление занимает место и в политическом дискурсе.
Разумеется, надо понимать, что эти тенденции все время изменяются. То, что мы наблюдаем в России, возможно, мало отличается от того, что сейчас медленно начинает происходить в Европе. Но в ближайшие 20-30 лет ситуация может измениться еще более радикально. В России возможно столкновение государства и Русской православной церкви, что может дать толчок развитию более индивидуалистической, приватной трактовке христианства. Предсказать, как это случится, мы не можем, поскольку не понимаем, что именно запускает процессы изменения взаимоотношений духовности и политики.
Следует помнить, что специфические отношения российского государства и церкви, восприятие России как защитницы российских национальных интересов, понимание международного права как механизма защиты одного государства от агрессии другого, а отнюдь не защиты граждан и прав человека - неизбежно ведут к определению суверенитета государства не только как политического, но и как культурного. Для артикуляции культурного суверенитета нужен мощный институт, а Русская православная церковь давно играла тут ведущую роль.
И разумеется, тут задачи государства и церкви пересекаются: если государство желает иметь более строгий политический контроль над своими гражданами, то церковь хочет более строгого духовного контроля над своими прихожанами.
В условиях, когда государство и церковь давно идут рука об руку, сложно представить себе диссидентствующую церковь, ведущую полемику с властью.
Свежие комментарии